Последний лист

В небольшом квартале к западу от Вашингтон-сквера улицы перепутались и переломались в короткие полоски, именуемые проездами. Эти проезды образуют странные углы и кривые линии. Одна улица там даже пересекает самое себя раза два. Некоему художнику удалось открыть весьма ценное свойство этой улицы. Предположим, сборщик из магазина со счетом за краски, бумагу и холст повстречает там самого себя, идущего восвояси, не получив ни единого цента по счету!

И вот люди искусства набрели на своеобразный квартал Гринич-Виллидж в поисках окон, выходящих на север, кровель ХVIII столетия, голландских мансард и дешевой квартирной платы. Затем они перевезли туда с Шестой авеню несколько оловянных кружек и одну-две жаровни и основали «колонию».

Студия Сью и Джонси помещалась наверху трехэтажного кирпичного дома. Джонси – уменьшительное от Джоанны. Одна приехала из штата Мэйн, другая из Калифорнии. Они познакомились за табльдотом одного ресторанчика на Вольмой улице и нашли, что их взгляды на искусство, цикорный салат и модные рукава вполне совпадают. В результате и возникла общая студия.

Это было в мае. В ноябре неприветливый чужак, которого доктора именуют Пневмонией, незримо разгуливал по колонии, касаясь то одного, то другого своими ледяными пальцами. По Восточной стороне этот душегуб шагал смело, поражая десятки жертв, но здесь, в лабиринте узких, поросших мохом переулков, он плелся нога за нагу.

Господина Пневмонию никак нельзя было назвать галантным старым джентльменом. Миниатюрная девушка, малокровная от калифорнийских зефиров, едва ли могла считаться достойным противником для дюжего старого тупицы с красными кулачищами и одышкой. Однако он свалил ее с ног, и Джонси лежала неподвижно на крашеной железной кровати, глядя сквозь мелкий переплет голландского окна на глухую стену соседнего кирпичного дома.

Однажды утром озабоченный доктор одним движением косматых седых бровей вызвал Сью в коридор.

– У нее один шанс… ну, скажем, против десяти, – сказал он, стряхивая ртуть в термометре. – И то, если она сама захочет жить. Вся наша фармакопея теряет смысл, когда люди начинают действовать в интересах гробовщика. Ваша маленькая барышня решила, что ей уже не поправиться. О чем она думает?

– Ей… ей хотелось написать красками Неаполитанский залив.

– Красками? Чепуха! Нет ли у нее на душе чего-нибудь такого, о чем действительно стоило бы думать, например, мужчины?

– Ну, тогда она просто ослабла, – решил доктор. – Я сделаю все, что буду в силах сделать как представитель науки. Но когда мой поциент начинает считать кареты в своей похоронной процессии, я скидываю пятьдесят процентов с целебной силы лекарств. Если вы сумеете добиться, чтобы она хоть раз спросила, какого фасона рукава будут носить этой зимой, я вам ручаюсь, что у нее будет один шанс из пяти, вместо одного из десяти.

После того как доктор ушел, Сью выбежала в мастерскую и плакала в японскую бумажную салфеточку до тех пор, пока та не размокла окончательно. Потом она храбро вошла в комнату Джонси с чертежной доской, насвистывая рэгтайм.

Джонси лежала, повернувшись лицом к окну, едва заметная под одеялами. Сью перестала насвистывать, думая, что Джонси уснула.

Она пристроила доску и начала рисунок тушью к журнальному рассказу. Для молодых художников путь в Искусство бывает вымощен иллюстрациями к журнальным рассказам, которыми молодые авторы мостят себе путь в Литературу.

Набрасывая для рассказа фигуру ковбоя из Айдахо в элегантных бриджах и с моноклем в глазу, Сью услышала тихий шепот, повторившийся несколько раз. Она торопливо подошла к кровати. Глаза Джонси были широко открыты. Она смотрела в окно и считала – считала в обратном порядке.

– Двенадцать, – произнесла она, и немного погодя: – одиннадцать, – а потом: – «десять» и «девять», а потом: – «восемь» и «семь» – почти одновременно.

Сью посмотрела в окно. Что там было считать? Был виден только пустой, унылый двор и глухая стена кирпичного дома в двадцати шагах. Старый-старый плющ с узловатым, подгнившим у корней стволом заплел до половины кирпичную стену. Холодное дыхание осени сорвало листья с лозы, и оголенные скелеты ветвей цеплялись за осыпающиеся кирпичи.

– Что там такое, милая? – спросила Сью.

– Шесть, – едва слышно ответила Джонси. – Теперь они облетают гораздо быстрее. Три дня назад их было почти сто. Голова кружилась считать. А теперь это легко. Вот и еще один полетел. Теперь осталось только пять.

– Чего пять, милая? Скажи своей Сьюди.

– Листьев. На плюще. Когда упадет последний лист, я умру. Я это знаю уже три дня. Разве доктор не сказал тебе?

– Первый раз слышу такую глупость! – с великолепным презрением отпарировала Сью. – Какое отношение могут иметь листья на старом плюще к тому, что ты поправишься? А ты еще так любила этот плющ, гадкая девочка! Не будь глупышкой. Да ведь еще сегодня доктор говорил мне, что ты скоро выздоровеешь… позволь, как же это он сказал?.. что у тебя десять шансов против одного. А ведь это не меньше, чем у каждого из нас здесь в Нью-Йорке, когда едешь в трамвае или идешь мимо нового дома. Попробуй съесть немножко бульона и дай твоей Сьюди закончить рисунок, чтобы она могла сбыть его редактору и купить вина для своей больной девочки и свиных котлет для себя.

– Вина тебе покупать больше не надо, – отвечала Джонси, пристально глядя в окно. – Вот и еще один полетел. Нет, бульона я не хочу. Значит, остается всего четыре. Я хочу видеть, как упадет последний лист. Тогда умру и я.

– Джонси, милая, – сказала Сью, наклоняясь над ней, – обещаешь ты мне не открывать глаз и не глядеть в окно, пока я не кончу работать? Я должна сдать иллюстрацию завтра. Мне нужен свет, а то я спустила бы штору.

– Разве ты не можешь рисовать в другой комнате? – холодно спросила Джонси.

– Мне бы хотелось посидеть с тобой, – сказала Сью. – А кроме того, я не желаю, чтобы ты глядела на эти дурацкие листья.

– Скажи мне, когда кончишь, – закрывая глаза, произнесла Джонси, бледная и неподвижная, как поверженная статуя, – потому что мне хочется видеть, как упадет последний лист. Я устала ждать. Я устала думать. Мне хочется освободиться от всего, что меня держит, – лететь, лететь все ниже и ниже, как один из этих бедных, усталых листьев.

– Постарайся уснуть, – сказала Сью. – Мне надо позвать Бермана, я хочу писать с него золотоискателя-отшельника. Я самое большее на минутку. Смотри же, не шевелись, пока я не приду.

Старик Берман был художник, который жил в нижнем этаже под их студией. Ему было уже за шестьдесят, и борода, вся в завитках, как у Моисея Микеланджело, спускалась у него с головы сатира на тело гнома. В искусстве Берман был неудачником. Он все собирался написать шедевр, но даже и не начал его. Уже несколько лет он не писал ничего, кроме вывесок, реклам и тому подобной мазни ради куска хлеба. Он зарабатывал кое-что, позируя молодым художникам, которым профессионалы-натурщики оказывались не по карману. Он пил запоем, но все еще говорил о своем будущем шедевре. А в остальном это был злющий старикашка, который издевался над всякой сентиментальностью и смотрел на себя, как на сторожевого пса, специально приставленного для охраны двух молодых художниц.

Сью застала Бермана, сильно пахнущего можжевеловыми ягодами, в его полутемной каморке нижнего этажа. В одном углу двадцать пять лет стояло на мольберте нетронутое полотно, готовое принять первые штрихи шедевра. Сью рассказала старику про фантазию Джонси и про свои опасения насчет того, как бы она, легкая и хрупкая, как лист, не улетела от них, когда ослабнет ее непрочная связь с миром. Старик Берман, чьи красные глада очень заметно слезились, раскричался, насмехаясь над такими идиотскими фантазиями.

– Что! – кричал он. – Возможна ли такая глупость – умирать оттого, что листья падают с проклятого плюща! Первый раз слышу. Нет, не желаю позировать для вашего идиота-отшельника. Как вы позволяете ей забивать голову такой чепухой? Ах, бедная маленькая мисс Джонси!

– Она очень больна и слаба, – сказала Сью, – и от лихорадки ей приходят в голову разные болезненные фантазии. Очень хорошо, мистер Берман, – если вы не хотите мне позировать, то и не надо. А я все-таки думаю, что вы противный старик… противный старый болтунишка.

– Вот настоящая женщина! – закричал Берман. – Кто сказал, что я не хочу позировать? Идем. Я иду с вами. Полчаса я говорю, что хочу позировать. Боже мой! Здесь совсем не место болеть такой хорошей девушке, как мисс Джонси. Когда-нибудь я напишу шедевр, и мы все уедем отсюда. Да, да!

Джонси дремала, когда они поднялись наверх. Сью спустила штору до самого подоконника и сделала Берману знак пройти в другую комнату. Там они подошли к окну и со страхом посмотрели на старый плющ. Потом переглянулись, не говоря ни слова. Шел холодный, упорный дождь пополам со снегом. Берман в старой синей рубашке уселся в позе золотоискателя-отшельника на перевернутый чайник вместо скалы.

Последний лист

Две молодые художницы, Сью и Джонси, снимают квартирку на верхнем этаже дома в нью-йоркском квартале Гринвич-Виллидж, где издавна селятся люди искусства. В ноябре Джонси заболевает пневмонией. Вердикт врача неутешителен: «У нее один шанс из десяти. И то, если она сама захочет жить». Но Джонси как раз потеряла интерес к жизни. Она лежит в постели, смотрит в окно и считает, сколько листьев осталось на старом плюще, который обвил своими побегами стену напротив. Джонси убеждена: когда упадет последний лист, она умрет.

Сью рассказывает о мрачных мыслях подруги старому художнику Берману, который живет внизу. Он давно собирается создать шедевр, но пока у него что-то не клеится. Услышав про Джонси, старик Берман страшно расстроился и не захотел позировать Сью, писавшей с него золотоискателя-отшельника.

На следующее утро оказывается, что на плюще остался один-единственный лист. Джонси следит за тем, как он сопротивляется порывам ветра. Стемнело, пошел дождь, еще сильнее задул ветер, и Джонси не сомневается, что наутро она уже не увидит этот лист. Но она ошибается: к её великому удивлению, лист-храбрец продолжает сражаться с ненастьем. Это производит на Джонси сильное впечатление. Ей становится стыдно своего малодушия, и она обретает желание жить. Посетивший её доктор отмечает улучшение.

По его мнению, шансы выжить и умереть уже равны. Он добавляет, что сосед снизу тоже подхватил воспаление легких, но у бедняги шансов на выздоровление нет. Еще через день доктор заявляет, что теперь жизнь Джонси вне опасности. Вечером Сью сообщает подруге грустную весть: в больнице скончался старик Берман. Он простудился в ту ненастную ночь, когда плющ потерял последний лист и художник нарисовал новый и под проливным дождем и ледяным ветром прикрепил его к ветке. Берман все-таки создал свой шедевр.

Дубовый листок оторвался от родимой ветки. И жестокая буря погнала его в степь. По дороге он засох и увял от холода, зноя и горя. Так он до­летел до Черного моря. У Черного моря стояла молодая чинара (современный род крупных и высоких листопадных деревьев). С ней шеп­тался ветер, который одновременно ласкал ее зе­леные ветви. На ветвях чинары качались рай­ские птицы. Они пели «песни во славу морской царь-девицы».

Дубовый листок-странник прижался к кор­ням высокой и прекрасной чинары. Он молил красавицу дать ему на время приют под своей кроной. Чтобы объяснить свое присутствие здесь он рассказывал о своей жизни. Бедный дубовый листочек до срока созрел и вырос в суровой от­чизне. Но теперь он один без цели носится по све­ту. Без тени он засох на своем пути, без сна и по­коя увял раньше времени. Он просит принять пришельца взамен на то, что может рассказать ей немало интересных историй.

…Прими же пришельца

меж листьев твоих изумрудных,

Немало я знаю рассказов мудреных и чудных.

Младая чинара отвечает, что он ей совершенно не нужен. Он слишком пыльный и желтый по срав­нению с ее зелеными и свежими сыновьями-листочками. А небылицы его ей тоже не нужны, так как давно утомили ее и песни райских птиц.

На что мне тебя? - отвечает младая чинара, -

Ты пылен и желт, - и сынам моим свежим

Ты много видал - да к чему мне твои небылицы?

Мой слух утомили давно уж и райские птицы.

Она советует ему продолжать дальше свой путь. Чинара знать его не хочет. Она любима солнцем и только для него готова блистать и цве­сти. Небесный простор позволяет ей расправить свои ветви по всему пространству. Корни же умывает холодное море. Бедному листку совер­шенно нет места среди этого великолепия.

Я солнцем любима; цвету для него и блистаю;

По небу я ветви раскинула здесь на просторе,

И корни мои умывает холодное море.

Мотив странничества и одиночества виден в этом стихотворении Лермонтова. Буря гонит листок по свету, и он нигде не может найти себе пристанища. Этот образ проходит через многие поэтические произведения Лермонтова.

Дорога сушит и утомляет дубовый листок. Но по дороге он не встречает ни одного родствен­ного сердца. Гордая и прекрасная чинара оттал­кивает странника и не хочет знать его. Убогость и жалкий вид не вызывают в ней сочувствия. Ка­жется, что он не может и не сможет найти своего места в этом мире. И только буря, его верный спутник, будет дальше гнать листок по пыльным дорогам неизвестности и бесприютности.

О. Генри

«Последний лист»

Две молодые художницы, Сью и Джонси, снимают квартирку на верхнем этаже дома в нью-йоркском квартале Гринвич-Виллидж, где издавна селятся люди искусства. В ноябре Джонси заболевает пневмонией. Вердикт врача неутешителен: «У неё один шанс из десяти. И то, если она сама захочет жить». Но Джонси как раз потеряла интерес к жизни. Она лежит в постели, смотрит в окно и считает, сколько листьев осталось на старом плюще, который обвил своими побегами стену напротив. Джонси убеждена: когда упадёт последний лист, она умрёт.

Сью рассказывает о мрачных мыслях подруги старому художнику Берману, который живёт внизу. Он давно собирается создать шедевр, но пока у него что-то не клеится. Услышав про Джонси, старик Берман страшно расстроился и не захотел позировать Сью, писавшей с него золотоискателя-отшельника.

На следующее утро оказывается, что на плюще остался один-единственный лист. Джонси следит за тем, как он сопротивляется порывам ветра. Стемнело, пошёл дождь, ещё сильнее задул ветер, и Джонси не сомневается, что наутро она уже не увидит этот лист. Но она ошибается: к её великому удивлению, лист-храбрец продолжает сражаться с ненастьем. Это производит на Джонси сильное впечатление. Ей становится стыдно своего малодушия, и она обретает желание жить. Посетивший её доктор отмечает улучшение. По его мнению, шансы выжить и умереть уже равны. Он добавляет, что сосед снизу тоже подхватил воспаление лёгких, но у бедняги шансов на выздоровление нет. Ещё через день доктор заявляет, что теперь жизнь Джонси вне опасности. Вечером Сью сообщает подруге грустную весть: в больнице скончался старик Берман. Он простудился в ту ненастную ночь, когда плющ потерял последний лист и художник нарисовал новый и под проливным дождём и ледяным ветром прикрепил его к ветке. Берман все-таки создал свой шедевр.

Джонси и Сью, две молодые начинающие художницы, снимают квартиру на верхнем этаже одного из домов нью-йоркского квартала Гринвич-Виллидж. Там испокон веков селятся люди, имеющие непосредственное отношение к искусству. В ноябре Джонси узнает, что больна пневмонией. Врачи сообщают девушке, что ее шансы примерно равны 10 процентам, и она выживет только если сильно захочет жить. К сожалению, Джонси потеряла интерес к жизни. Она неподвижно лежит в постели и смотрит в окно, считая, сколько листьев осталось на обвившем стену напротив плюще. Джонси кажется, что она умрет как толкьо с дерева упадет последний лист.

Сью делится мрачными мыслями подруги с Берманом, старым художников, который живет в этом же доме. Он всю жизнь мечтает создать шедевральное произведение, но до сих пор у него мало что получалось. Берман, услышав о беде Джонси, невероятно расстроился. У него пропало желание позировать Сью, которая писала с него портрет золотоискателя-отшельника.

Следующим утром на плюще остается один-единственный последний лист. Джонси следит за тем, как ветер изо всех сил старается его сорвать, но лист упрямо противостоит стихии. На улице темнеет, падает мелкий дождь, ветер усиливается. Джонси уже не сомневается, что утром не увидит этот последний лист. Но она ошиблась. К ее удивлению, храбрый лист продолжат сражаться, и не отрывается даже при самых мощных атаках ветра. Джонси поражена происходящим. Ей стыдно перед самой собой из-за своего малодушия. Девушка находит в себе желание продолжать жить. Доктор, который приходит с целью осмотреть больную, сообщает ей о позитивных изменениях. Он говорит, что шансы Джонси на жизнь и на смерть примерно одинаковы. Он добавляет, что ее сосед снизу тоже болен воспалением, но у него нет никаких шансов выжить.

Проходит несколько дней, и доктор сообщает, что жизнь Джонси в безопасности. Вечером того же дня Сью приходит к Джонси и сообщает, что старик Берман умер. Простудился он в ту несчастную ночь, когда с плюща упал последний лист. Художник нарисовал новый лист, который под проливным дождем и ветром прикрепил к дереву. Берман все-таки создал шедевр, о котором мечтал.

Две молодые художницы Сью и Джоанна вместе снимают небольшую студию в богемном квартале Нью-Йорка. Холодным ноябрем Джоанна тяжело заболевает пневмонией. Целыми днями она лежит в постели и смотрит в окно, выходящее на серую стену соседнего здания. Стена увита старым плющом, облетающим под порывами осеннего ветра. Джоанна считает опадающие листочки, она уверена, что умрет тогда же, когда ветер унесет последний лист с лозы. Доктор сообщает Сью, что лекарства не помогут, если Джоанна не почувствует хоть какой-то интерес к жизни. Сью не знает, как помочь больной подруге.

Сью заходит к соседу Берману, чтобы попросить его позировать для иллюстрации к книге. Она рассказывает ему, что Джоанна уверена в своей скорой смерти вместе с последним улетевшим листом плюща. Старый пьющий художник, озлобленный неудачник, мечтавший о славе, да так и не начавший ни одной картины, только смеется над этими нелепыми фантазиями.

На следующее утро подруги видят, что один единственный лист плюща все еще чудесным образом остается на месте, и все последующие дни тоже. Джоанна оживает, они считает это знаком того, что надо продолжать жить. Навещающий Джоанну доктор сообщает им, что старый Берман отправлен в больницу с воспалением легких.

Больная быстро идет на поправку и вскоре ее жизнь вне опасности. Тогда Сью рассказывает подруге, что старик-художник умер. Воспаление легких он получил, рисуя дождливой и холодной ночью на стене соседнего здания тот самый одинокий, не улетевший лист плюща, который спас молодой девушке жизнь. Тот самый шедевр, который он собирался написать все жизнь.

Подробный пересказ

Две юные девушки-художницы, приехали из глубокой провинции в Нью-Йорк. Девушки близкие подруги детства. Звали их Сью и Джонси. Решили снять себе жилью, так как друзей и родственников в таком большем городе у них нет. Квартиру выбрали в квартале Гринвич-Виллидж, на самом последнем этаже. Все знают, что в этом квартале проживают люди связанные с творчеством.

В конце октября начало ноября было очень холодно, у девушек не было теплой одежды, и Джонси заболела. Диагноз медика опечалил девушек. Болезнь воспаление легких. Доктор сказал, что у нее один шанс на миллион выбраться. Но у девушки пропала искра в жизни. Девушки просто лежит на кровати, смотрит в окно, потом на небо, на деревья и ждет время своей кончины. Она видит дерево, с которого осыпаются листья. Для себя решает, что как только оборвется последний лист – она уйдет в мир иной.

Сью ищет способы поднять на ноги подругу. Она встречает старца Бермана, он художник, которой проживает этажом ниже. Мастер все собирается создать произведение искусства, но у него ни как не выходит. Узнав про девушку, старик расстроился.К вечеру началась сильная буря с дождем и грозой, Джонси знала, что с утра листа на дереве не станет, как и ее самой. Но какового было ее удивления, что после такой стихии лист удержался на дереве. Джноси это сильно удивило. Она краснеет, ей становится стыдно и вдруг ей захотелось жить и бороться.

Пришел доктор, он заметил поправление организма. Шансы уровнялись 50% на 50%. В дом опять пришел доктор, организм начал выкарабкиваться. Доктор сказал что по дому ходит эпидемия, и старик с нижнего этажа тоже приболел недугом и может На следующий день визит доктора был более радостным, так как он сказал замечательную новость. Джонси будет жить и опасность миновала.

Вечером Сью узнает что художник снизу скончался от недуга, организм перестал сражаться с болезнью. Берман заболел в ту самую страшную ночь, когда природа бушевала. Он изобразил тот самый лист плюща и под сильным дождем и холодным ветром залез на дерево, что бы прикрепить его. Так как на плюще ни осталось тогда ни единого листочка. Творец все-таки создал свой превосходный шедевр. Таким образом он спас жизнь девушки и отдал в жертву свою.

Картинка или рисунок Последний лист

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Островский Волки и овцы

  У ворот дома пожилой дамы Меропии Давыдовны Мурзавецкой дворецкий разгоняет взбунтовавшихся рабочих, требующих деньги за свой труд. Следом за ними прибывает Чугунов, который ведет дела помещицы. Он также занимается имением вдовы Купавиной и хвастается

• Краткое содержание Носов Фантазеры

  Рассказ Евгения Носова Фантазеры я прочитал несколько раз, потому, что он очень мне понравился. Это история о двух веселых и добрых мальчиках. Стасик и Мишутка очень любят придумывать всякие забавные и фантастические истории.

• Краткое содержание Абрамов Жила была семужка

  В одной северной реке в маленькой веточке-протоке жила пестрая рыбка. Звали ее Красавка.Она была ещё совсем маленькая. Она отличалась от самых нарядных рыбок этой реки своей большой головой, поэтому они к ней в гости не заплывали

• Краткое содержание Привычное дело Белова

  Повесть известного писателя начинается с того, что деревенский мужик Иван Дрынов едет на телеге в состоянии алкогольного опьянения и везет в свое село товар для магазина. Накануне, наш герой сильно напился со своим

• Краткое содержание Амфитрион Плавт

  Комедия рассказывает о чудесном рождении Геракла, миф переработан Плавтом на латинский лад, то есть тут: Геракл – Геркулес, Зевс – Юпитер, Гермес – Меркурий. Как известно, Зевс был любителем зачинать детей